Доброго или отвратительного времени суток. Я, Василькова Анастасия Сергеевна, самая обычная девушкаоторая живет в самом обычном городе. Люблю людей и мир. Отчасти максималистка. Нередко Пишу длинные записи, оттого, что затёртая до дыр фантасмагория в моей голове бьет фонтаном, даже когда за это мне грозят дать по лицу немытой битой. Иногда бываю очень злой и вспыльчивой. Всплески злости и негодования по своей матерной красноречивости поражают даже уличную шпану и школоту вместе взятых и умноженных на себя же в кубе. Истеричная очень. Придумывать несуществующие проблемы - любимое занятие. У меня нет никаких изюминок. Обожаю гулять по полю и плести венки. Совсем неинтересная, не "крутая", не тихоня и не тусовщица. Неисправимая фаталистка и еще больше неисправимый романтик. Вспыльчивая, но отходчивая. Не умею долго обижаться и всегда приду на помощь, даже если вы в прошлом посунули мне большую розовую свинью. Всегда отвечаю за свои слова. Моё первое впечатление о человеке частенько совпадает с действительностью. Твердо уверена в том, что любовь существует. Люблю спорить, иногда в процессе бью морду. Сердобольная, но хамоватая, то улыбчивая, то в слезах, то в гневе. Холерик/сангвиник. Стрелец, вторая группа крови, резус-плюс. Веселая, но грубая, всплески нежноти бывают редко. Психую по пустякам, считаю себя самой умной и жутко преувеличиваю трагичность и масштабность своих проблем. Начитанная истеричка - что может быть хуже?
пятница, 20 июля 2012
еловек должен быть человеком.
рр
понедельник, 03 января 2011
еловек должен быть человеком.
Неприятно понимать, что все давно уже перевернулось с ног на голову, а чувства остались. Такое часто случается, часто, очень-очень часто, постоянно, всегда.
Когда-нибудь я буду покупать себе цветы и конфеты и кружиться по квартире под эту песню, обнимая сама себя, любя саму себя и спасая саму себя от одиночества. Об этом больно думать, но я не могу позволить себе умереть, потому что знаю, что кому-то от этого будет плохо, потому что знаю, что смерть не шутка, и потому что вовсе не знаю, будет ли мне на том свете хоть чуточку легче. По идее, мне и так не тяжело. У меня совершенно рафинированная судьба, не считая смерти любимого человека, в которой я сама виновата. Кому-то нужно это здоровье, эти деньги, эта жизнь. У меня есть это, и мне некуда это деть.
Все от твоей смерти, все от твоей смерти. Все от неё, от неё, да и только. Мне страшно, Господи, мне страшно думать, что было бы, если бы не твоя смерть. Ты взял и бросил меня именно тогда. Тогда, когда я больше всего нуждалась в твоей поддержке. Ты взял и оставил меня на растерзание этим бездушным гиенам и мне хотелось вопить, что есть сил, и забиться в угол, и орать, орать до одури о том, что я еще ребёнок, что я подросток, дитя и мне рано переживать то, что заставляют меня чувствовать эти люди. Оставил меня там, где сошел бы с ума любой подросток, где чудовищно тяжелы все мысли, где всё давит, давит изнутри и не даёт ни вдохнуть, ни выдохнуть, где приступы ностальгии заканчиваются истерикой и жгучей, но немой агонией, где мысль о будущем рядом с этими людьми заставляет бежать, бежать не оглядываясь, бежать, задыхаясь и крича в небо о том, как страшно находится на одной планете с такими людьми. Где плачут, не ночью, а днём, посреди улицы стоят и плачут и никто, никто, никто не замечает этих слёз и всем плевать, плевать на всё, где сердце бьется то чаще, то медленнее, где высмеют за лирику, за душевные стихи, где твою душу огранят и гравировку оставят, а потом заберут и не отдадут, где сделают тебя черствым и диким. Где солнце не светит, а сжигает всё напрочь, без разбора, где нежности и сострадании не дадут вырасти, а затопчут ногами, руками побьют и с корнем вырвут, где люди молча смотрят на тех, кто стоит на краю пропасти и ничем, никак не пытаются помочь, где толпа людей, таких же, как и ты – добрых, чувственных, сострадательных и любящих, но скрывающих всё это за маской безразличия, и ты стоишь в этой толпе и кричишь, но никто не слышит, потому что все тоже кричат и просят о помощи, но первыми не подойдут и не мечтай, где все ждут и ждут, а сами-то сделать не могут. И ты оставил меня тут. Оставил в этом хаосе, прикрытом вуалью порядка. Оставил и ушел. Ушел.
Ты ушел, а я осталась, осталась, осталась...
И теперь всем плохо, всем плохо, всем плохо, и, черт возьми, да мне же ничуть, ни капельки не лучше этих всех!
Но я по-прежнему люблю, люблю тебя в них, тебя в нем - а ты из него сбежал, остался только он сам, и сейчас именно ему мне так хочется сказать: "Поцелуй меня, полюби меня, побудь со мной." Именно с ним происходят галлюцинации, именно к его образу я тянусь во снах, именно его имя я испуганно кричу, когда мне что-то колят вновь и вновь в этих поликлиниках. Именно из-за него, тогда, в мае я увидела всю красоту этого мира, полюбила мир, полюбила людей, это все из-за него, хоть он об этом не догадывается и не прочтет этого никогда. Именно в его глазах я вижу весь мир и во всем мире – только его глаза, именно его голос слаще всякой музыки, именно его улыбка заставляет меня поверить в чудо, в мечту, в любовь. Именно он заставил мою прикованную к постели душу подняться, встать, взлететь, взлететь к небесам и парить, восторженно глядя на мир. Именно он мешает мне учиться, именно он не дает быть веселой. И я все время прошу его остаться, прошу не отпускать меня, не давать мне воли, держать, держать, что есть силы, хоть клеем, хоть гвоздями, но удержать. Как бы хотелось прямо сейчас еще раз шепнуть в трубку заветное "люблю", надеясь на какой-нибудь ответ, вроде "спасибо" или "я тоже" или "мило". Как же хочется завтра снова его обнять, просто обнять и греть себя его теплом, и слушать ускоренное биение его прекрасного сердца, и говорить с ним о красоте этого чёртового мира, и слушать от него признания в любви, и получать подарки и цветы, и сердцем опять почувствовать, что – вот! Вот я нашла его, вот он, мой, мой и ничей другой, вот, вот, вот, нашла! Нашла! Но это будет завтра. И завтра, и послезавтра, и еще месяц, и два, даже может год еще будет так. А потом… А потом всё будет не так. Всё уйдет, уйдет не оборачиваясь и он уйдет вместе со всем этим. Не к другой, не из-за меня – просто уйдет и всё. Устанет. Уйдет и тоже меня оставит, а значит, я буду сама, в полном одиночестве – моральном и физическом - кружить по комнате под эту песню, обнимая саму себя, любя саму себя, покупать самой себе конфеты и цветы, самой себе шептать, что я прекрасна и что жизнь моя не представляет без меня ни грамма смысла...
Когда-нибудь я буду покупать себе цветы и конфеты и кружиться по квартире под эту песню, обнимая сама себя, любя саму себя и спасая саму себя от одиночества. Об этом больно думать, но я не могу позволить себе умереть, потому что знаю, что кому-то от этого будет плохо, потому что знаю, что смерть не шутка, и потому что вовсе не знаю, будет ли мне на том свете хоть чуточку легче. По идее, мне и так не тяжело. У меня совершенно рафинированная судьба, не считая смерти любимого человека, в которой я сама виновата. Кому-то нужно это здоровье, эти деньги, эта жизнь. У меня есть это, и мне некуда это деть.
Все от твоей смерти, все от твоей смерти. Все от неё, от неё, да и только. Мне страшно, Господи, мне страшно думать, что было бы, если бы не твоя смерть. Ты взял и бросил меня именно тогда. Тогда, когда я больше всего нуждалась в твоей поддержке. Ты взял и оставил меня на растерзание этим бездушным гиенам и мне хотелось вопить, что есть сил, и забиться в угол, и орать, орать до одури о том, что я еще ребёнок, что я подросток, дитя и мне рано переживать то, что заставляют меня чувствовать эти люди. Оставил меня там, где сошел бы с ума любой подросток, где чудовищно тяжелы все мысли, где всё давит, давит изнутри и не даёт ни вдохнуть, ни выдохнуть, где приступы ностальгии заканчиваются истерикой и жгучей, но немой агонией, где мысль о будущем рядом с этими людьми заставляет бежать, бежать не оглядываясь, бежать, задыхаясь и крича в небо о том, как страшно находится на одной планете с такими людьми. Где плачут, не ночью, а днём, посреди улицы стоят и плачут и никто, никто, никто не замечает этих слёз и всем плевать, плевать на всё, где сердце бьется то чаще, то медленнее, где высмеют за лирику, за душевные стихи, где твою душу огранят и гравировку оставят, а потом заберут и не отдадут, где сделают тебя черствым и диким. Где солнце не светит, а сжигает всё напрочь, без разбора, где нежности и сострадании не дадут вырасти, а затопчут ногами, руками побьют и с корнем вырвут, где люди молча смотрят на тех, кто стоит на краю пропасти и ничем, никак не пытаются помочь, где толпа людей, таких же, как и ты – добрых, чувственных, сострадательных и любящих, но скрывающих всё это за маской безразличия, и ты стоишь в этой толпе и кричишь, но никто не слышит, потому что все тоже кричат и просят о помощи, но первыми не подойдут и не мечтай, где все ждут и ждут, а сами-то сделать не могут. И ты оставил меня тут. Оставил в этом хаосе, прикрытом вуалью порядка. Оставил и ушел. Ушел.
Ты ушел, а я осталась, осталась, осталась...
И теперь всем плохо, всем плохо, всем плохо, и, черт возьми, да мне же ничуть, ни капельки не лучше этих всех!
Но я по-прежнему люблю, люблю тебя в них, тебя в нем - а ты из него сбежал, остался только он сам, и сейчас именно ему мне так хочется сказать: "Поцелуй меня, полюби меня, побудь со мной." Именно с ним происходят галлюцинации, именно к его образу я тянусь во снах, именно его имя я испуганно кричу, когда мне что-то колят вновь и вновь в этих поликлиниках. Именно из-за него, тогда, в мае я увидела всю красоту этого мира, полюбила мир, полюбила людей, это все из-за него, хоть он об этом не догадывается и не прочтет этого никогда. Именно в его глазах я вижу весь мир и во всем мире – только его глаза, именно его голос слаще всякой музыки, именно его улыбка заставляет меня поверить в чудо, в мечту, в любовь. Именно он заставил мою прикованную к постели душу подняться, встать, взлететь, взлететь к небесам и парить, восторженно глядя на мир. Именно он мешает мне учиться, именно он не дает быть веселой. И я все время прошу его остаться, прошу не отпускать меня, не давать мне воли, держать, держать, что есть силы, хоть клеем, хоть гвоздями, но удержать. Как бы хотелось прямо сейчас еще раз шепнуть в трубку заветное "люблю", надеясь на какой-нибудь ответ, вроде "спасибо" или "я тоже" или "мило". Как же хочется завтра снова его обнять, просто обнять и греть себя его теплом, и слушать ускоренное биение его прекрасного сердца, и говорить с ним о красоте этого чёртового мира, и слушать от него признания в любви, и получать подарки и цветы, и сердцем опять почувствовать, что – вот! Вот я нашла его, вот он, мой, мой и ничей другой, вот, вот, вот, нашла! Нашла! Но это будет завтра. И завтра, и послезавтра, и еще месяц, и два, даже может год еще будет так. А потом… А потом всё будет не так. Всё уйдет, уйдет не оборачиваясь и он уйдет вместе со всем этим. Не к другой, не из-за меня – просто уйдет и всё. Устанет. Уйдет и тоже меня оставит, а значит, я буду сама, в полном одиночестве – моральном и физическом - кружить по комнате под эту песню, обнимая саму себя, любя саму себя, покупать самой себе конфеты и цветы, самой себе шептать, что я прекрасна и что жизнь моя не представляет без меня ни грамма смысла...
понедельник, 13 июля 2009
еловек должен быть человеком.
Ну вот, здравствуйте)
Это моя первая запись в дневнике)
Не буду говорить, что это мой первый дневник, ибо врать нехорошо.
Также не буду говорить, кем была раньше - оно вам ни к чему.
Здесь в поисках новых друзей, впечатлений и т.д.
Сегодня день как день. ничего нового.
Пишите - пообщаемся, а то жуть как скучно.....
Это моя первая запись в дневнике)
Не буду говорить, что это мой первый дневник, ибо врать нехорошо.
Также не буду говорить, кем была раньше - оно вам ни к чему.
Здесь в поисках новых друзей, впечатлений и т.д.
Сегодня день как день. ничего нового.
Пишите - пообщаемся, а то жуть как скучно.....